Удар о землю бросил Макса вперед, на Китти. Она почувствовала, что задыхается под его тяжестью. Аэроплан заскользил, завертелся, царапая правым крылом землю, отчего под колеса полетели камни и сломанные ветки, потом подпрыгнул и снова ударился о землю, разломившись пополам. Беглецов выбросило из кабины. Китти, ударившись о землю, потеряла сознание.

Оно возвращалось к ней медленно, словно нехотя. Первым, что она почувствовала, были сильные мужские руки — ее куда-то бережно несли. Протерев глаза, Китти увидела в смутной дымке лицо Макса — ну конечно, это он о ней позаботился.

— Тебе сильно досталось, бедняжка моя? — участливо спросил он, заметив, что Китти пришла в себя.

— Нет, все нормально, — ответила она, хотя чувствовала себя так, словно побывала в мельничных жерновах. По лбу текло что-то теплое и липкое — это была кровь.

Макс осторожно стер ее рукой.

— Милая, я восхищен твоей отвагой, — сказал он с нежностью, — ведь ты все-таки перелетела Ла-Манш!

Китти встрепенулась: действительно, ее давняя мечта наконец осуществилась. Но все же она мягко поправила возлюбленного:

— Мы совершили этот перелет вместе, родной.

Оглянувшись на горевшие останки аэроплана, он пробормотал:

— Жаль только, что никто об этом не узнает.

— Ничего, — ответила Китти, приникая щекой к его груди, — достаточно, что об этом знаем мы с тобой.

Восстановив силы в одной из пригородных гостиниц Кале, беглецы через несколько дней отплыли на пароходе в Бомбей, до которого было две недели пути. В первый же вечер Китти и Макс вышли после ужина на палубу, чтобы насладиться свежим морским ветром. Впереди несколько чудесных дней и ночей для разговоров и любви на этом островке спокойствия и безопасности между двумя полюсами — Англией и Индией, где беглецов ждали неприятности и неопределенность. Это путешествие стало единственной роскошью, которую они себе позволили после всех перенесенных испытаний.

Когда они вернулись в каюту, Китти бросила взгляд на свое отражение в зеркале туалетного столика и, подойдя поближе, принялась рассматривать небольшую, уже поджившую царапину, оставшуюся от пореза.

— А ты будешь меня любить, если останется шрам? — не оборачиваясь, спросила она.

— Ты обворожительна, любимая, — сказал Макс, поворачивая Китти лицом к себе и целуя царапину. — Каждый раз, глядя на тебя, я думаю, что ты самая потрясающая женщина на свете. Я тебя обожаю!

— Но я когда-нибудь состарюсь и подурнею… — вспыхнув от удовольствия, кокетливо заметила она.

— Тогда я буду любить тебя еще больше за годы счастья, которые ты мне подарила.

Он поцеловал Китти в губы, и все мысли о том, что еще предстоит сделать, о грозящих опасностях, об ошибках и предательстве, которые так тревожили ее в последние дни, моментально исчезли, она превратилась в женщину, которая жила только ради любви.

Макс медленно, не спеша раздел Китти, покрывая ее тело поцелуями. От прикосновений его рук и влажных жадных губ Китти трепетала от пробуждавшейся страсти, как в их первую встречу.

Они оба обнаженными легли на узкую кровать. Руки и губы Китти ласкали его с неторопливостью, которой она раньше не смела себе позволить, — сначала загорелое лицо с волевым небритым подбородком, потом длинную мускулистую шею, на которой мощно бился пульс, широкие плечи и атлетическую, поросшую курчавыми волосами грудь. При ближайшем рассмотрении на ней все-таки обнаружился крохотный шрам от пули. Китти поцеловала его, как будто хотела облегчить воспоминание о перенесенной боли. Нащупав затвердевшие соски возлюбленного, Китти принялась ласкать их ртом, пока его дыхание не стало прерывистым и он не издал низкий горловой стон. Ее рука легла на его возбужденную плоть. Китти подивилась стальной твердости клинка, заключенного в бархатистые кожаные ножны. Как могуче и одновременно уязвимо мужское естество…

— Поцелуй его, — попросил Макс, тяжело дыша.

Она удивленно посмотрела на возлюбленного и увидела в его полузакрытых глазах огонь. Она жаждала исполнить его просьбу, но что-то ее смущало.

— Не знаю, как, — пробормотала она робко.

— Так учись, — ответил он и, положив руку ей на затылок, стал направлять ее движения. Она и сама не успела понять, как это случилось: ее губы сомкнулись вокруг его плоти, и Китти, совершенно забыв о себе, преисполненная желания сделать возлюбленного счастливым, принялась ласкать ее влажным теплым ртом, с радостью чувствуя, как от ее прикосновений его плоть разбухает и пульсирует, словно благодаря ее за робкую, не очень умелую попытку. Постепенно Китти поняла, что ее руки, губы и язык должны двигаться гармонично, и вскоре каюта наполнилась вздохами и стонами Макса. Он схватил ее голову, опуская ниже, ниже… Китти наслаждалась своей властью над ним, ей казалось — еще одно ее движение, и он взорвется…

Но этого не произошло. Макс поднял ее, перекатил на спину и, навалившись на нее всей тяжестью, с неистовой страстью впился в ее губы, только что целовавшие его сокровенное естество, его руки стали лихорадочно ласкать ее дрожавшее от желания тело.

— Ты очень хорошая ученица, — шепнул он ей на ухо, задыхаясь.

— Так будь моим учителем, научи меня тому, что мы видели в Кхаджурахо…

— Это потом, а сейчас я возьму тебя, — проговорил он и стал целовать ее с такой страстью, что у Китти пошла кругом голова.

Он вошел в нее стремительно, как стрела, вылетевшая из лука, заставив молодую женщину громко ахнуть. С каждым мощным толчком ее страсть росла, тело наполнялось огнем, который поднимался выше, выше… С губ Китти уже рвался вопль экстаза, когда рот Макса заглушил его, а мускулистое тело продолжило свое дело… Несказанное блаженство затопило молодую женщину. Содрогнувшись, она в полузабытьи вцепилась ногтями в спину возлюбленного и, обессиленная, счастливая, откинулась на подушку.

Но Макс, не останавливаясь, уже ласкал ртом ее грудь, снова пробуждая в Китти желание. И вскоре дыхание ее опять стало тяжелым, и Китти вновь в порыве страсти вцепилась ему в спину.

— Еще! — потребовал он, и она снова покорилась его могуществу, тая в блаженстве.

— Еще! — повторил он как безумный, покрывая ее поцелуями.

Казалось, его силам не будет конца, и их влажные, покрытые испариной тела снова приникли друг к другу со страстью, от которой готовы были воспламениться стены.

Когда наконец любовный голод был утолен, они улеглись, не выпуская друг друга из объятий, наслаждаясь близостью и мечтая, чтобы эти минуты длились вечно.

— До нашей встречи я не знал, что такое счастье, родная, — проговорил Макс, целуя Китти. — Сколько себя помню, я всегда чувствовал себя одиноким и несчастным. Благодаря тебе я познал радость и любовь. Я больше не одинок!

— Это самое лучшее, что мне довелось услышать в жизни.

— Это правда, но…